В редакцию «Коммунистов Амура» пришло письмо от известного амурского педагога Галины Алексеевны Петербургской с воспоминаниями о своей нелёгкой учительской стезе. Сегодня, когда власть целенаправленно уничтожает советскую систему школьного обучения, в результате чего до обидного (со стороны государства) снизился авторитет учителей и катастрофически упал уровень знаний учеников, вдвойне дорог опыт педагогов былой дореформенной поры.
Галина Петербургская, долгое время проработавшая учителем русского языка и литературы в разных регионах Дальнего Востока, а более всего в Приамурье, выйдя на пенсию в 2009 году, талантливо написала воспоминания о своей бурной педагогической деятельности. «Отличнику народного просвещения» есть что вспомнить! Тысячи ребят и девчат, выйдя на большую дорогу жизни, с теплом и уважением вспоминают Галину Алексеевну – она преподала им уроки добра и такта, любви к отечественной литературе, воспитала в них честь, совесть и уважение к своему народу и его искусству. В сегодняшние времена всеобщего оглупления народных масс, воспоминания Петербургской о советской педагогике весьма злободневны и остро необходимы нашим современникам.
Наша учительская династия начинается с одной из сестёр отца – Петербургской Марии Семёновны, родившейся в 1900 году в станице Олинской Читинской области.
Младшая из сестёр, Мария, с детства тянулась к знаниям. Книги в доме были, а вот керосин для лампы расходовали экономно, хотя семья была зажиточной, и Марии приходилось читать при свете открытой дверцы печки. Она уговорила родителей отдать её в Читинскую гимназию, которую окончила с отличием, и в 1920 году с подругой по комсомольской путёвке была направлена учителем в с.Кулустай Улятуйского района Читинской области.
Но местные кулаки предупредили комсомолок, что с ними сделают, если учительницы не уберутся из села. Советская власть в стране только устанавливалась, защитить девчонок было некому, и они уехали. Так тётя Маруся оказалась в Благовещенске у своей старшей сестры Анны – бывшего бойца Красной армии. Сюда же сёстры забрали своего младшего брата – моего отца.
Мария Семёновна в 20-е годы работала учителем в школе им. Горького (ныне СШ №4), а в 1926 году состоялся первый сибирский съезд учителей. Тётя Маруся была одним из организаторов и участников этого съезда. Она возглавляла амурскую делегацию, ей было поручено питание делегатов, для чего выдали мешочек пшена – это всё, что могли достать в те голодные годы. По счастью, у кого-то из делегатов оказался кусок сала, и таким образом питание было налажено, оно состояло из пшённой каши с салом (кулеша) один раз в сутки.
За хорошую работу и успешное участие амурской делегации в работе съезда тётю Марусю направили в Москву на учёбу в Академию коммунистического воспитания имени Н.К.Крупской. Кстати, Крупская там вела курс «Культурно-просветительная работа».
Тёте Марусе не приходилось рассчитывать на помощь родственников в годы учёбы, и она совмещала учёбу с работой: водила экскурсии рабочих и крестьян по Москве, переписывала бумаги и т.п.
В 1930 году она успешно окончила Академию с дипломом преподавателя педологии и педагогики и ждала направления на работу. Но подошла коллективизация, обострилась внутрипартийная борьба, начались «чистки», и тётю Марусю, как дочь кулака, никуда не брали на работу. Тогда она обратилась к Надежде Константиновне, и по рекомендации Крупской её направили в Самарский педагогический техникум преподавателем педагогики и педологии (с 1930 по 1933 г.г.).
С 1933 по 1935 годы она была завучем вечернего отделения пединститута и преподавателем педагогики, занималась психологией, впоследствии защитила сначала кандидатскую, а потом докторскую диссертации. С 1950 года – она старший преподаватель, профессор психологии. В 1964 году ушла на пенсию. Умерла в 1978 году.
Занималась она и общественной работой. Была членом парткома, председателем профкома. До 60 лет играла за сборную команду института по волейболу. Её деятельность в годы войны – целая эпопея, достойная отдельной главы.
Дочь тёти Маруси, моя двоюродная сестра вспоминает, что они (а с ними жила старшая сестра отца Анна) ещё в начале войны сдали все тёплые вещи: одеяла, носки, рукавицы. Сами спали, укрываясь зимними пальто. Даже тарелки отнесли в госпиталь. Туда же сёстры ходили ухаживать за ранеными и брали с собой мою сестру, которой было 5-6 лет. Она читала раненым стихи нашего двоюродного брата (сына Анны), который окончил в 1942 г. школу и сразу же добровольцем ушёл на фронт, хотя у него была бронь от военного завода. Он хорошо владел немецким языком. Будучи переводчиком при штабе, он погиб со всеми от прямого попадания бомбы (так было в письме при похоронке)… И ещё сестра помнит, что весь дом был завешан бинтами, которые тётя Маруся и тётя Нюта брали стирать в госпитале. Свои простыни тоже порвали на бинты. Помнит сестра, как собирали посылки на фронт, как клали кусочки сахара, полученного по карточкам, как ей хотелось хотя бы лизнуть один, но взрослые говорили: «Это на фронт. Бойцам нужнее».
После госпиталя шефствовали над детдомом, брали детдомовцев к себе на выходные, хотя жили в одной проходной комнате; позже с ними жила племянница Таисия, а потом её сын. И хотя тётя Маруся возглавляла профком, а тётя Нюта, будучи коммунистом, тоже была при должностях, квартиру получили перед уходом на пенсию тёти Маруси, а до этого даже вопрос такой не ставился: у нас ведь есть крыша над головой, другим нужнее. За самоотверженный труд тётя Маруся была награждена медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» и юбилейными медалями.
Можно ещё многое было написать о её жизни: как со студентами готовили дрова за Волгой, везли их на саночках, топили печи в институте, но холод стоял такой, что замерзали чернила в чернильницах.
Именно тётя Маруся убедила меня быть учителем. В тринадцать лет, когда я окончила школу-семилетку, решать вопрос о профессии очень сложно. Хотелось в геологи, в лётчики, морские штурманы, а в профессии учителя ничего романтического не виделось… Но, послушав тётю Марусю, всё же отправила документы в Благовещенское педучилище. Как отличница, я имела право поступления в любой техникум страны без экзаменов, а мы из Куйбышева (ныне Самара) возвращались в Благовещенск.
Разумеется, класс преподавания в педучилище был много выше, чем в школе. Рассказы преподавателей были интересны, выходили за рамки учебника, что меня особенно привлекало и заставляло искать в библиотеках дополнительный материал. Благодаря учителю истории Никите Ивановичу Праскову я увлеклась прошлым нашей страны, до сих пор люблю читать романы про старину и рыться в исторических материалах и энциклопедиях. Помню учителя математики Фаину Николаевну Косицыну, которая ни разу не повысила голос, но дисциплина у неё на уроке была, дай Бог каждому учителю такую! И в школе, и в педучилище, да и в пединституте всегда соблюдалась дистанция между учеником и учителем. А преподаватель физики Сергей Иванович (очень недолго работал у нас, фамилию его не помню) этой дистанции не придерживался. Держался просто, свободно, объяснял великолепно, но из нас душу вытряхивать не старался. Мы себя тоже чувствовали свободно, не боялись ошибок, и физика стала для нас одним из любимых предметов. И я поняла, что простота общения с учениками может быть залогом успешного обучения.
Образцом педагога был и остается для меня директор педучилища Евтихий Михайлович Игнатенко. Седой, с зачёсанными назад волосами, старчески тучный, он уже не вёл занятий, но в беседах не отказывал. Из всех методик, из всей педагогики и психологии, которые до нас доходили с большим трудом, помню его уроки. Оперируя жизненными примерами, показывал нам и как вести себя на уроке в той или иной ситуации, как готовиться к уроку, и прочее, прочее – в общем, те мелочи, которые вроде сами собой образуются, но незнание которых так порой портит нам жизнь. И всё это просто, в беседах, с пониманием ситуации и нашей детской глупости и неопытности. С ним хотелось беседовать, спрашивать, слушать его. Это был учитель старой, ещё дореволюционной школы. Читая Чернышевского, Добролюбова, Ушинского, я видела что-то общее между ними и Евтихием Михайловичем. Впрочем, может, мне это только казалось, но тихий голос Евтихия Михайловича, его искренний интерес к нам, как к личностям, служил мне путеводной звездой.
В педучилище моё отношение к профессии учителя изменилось совершенно. Я начала присматриваться к учителям, их манерам в жизни и на уроке, стараясь разобраться, почему одному учителю дети всегда рады, а уже одно появление другого вызывает у них неприязнь, желание противоречить. Так начинался мой долгий путь к педагогическому мастерству.
