В эти дни исполнилась очередная (26-я) годовщина со дня расстрела Дома Советов.
В октябре 1993 года штурмовые отряды, сформированные из армейских выродков, спецслужб, а также частных охранных фирм устроили в Москве кровавую бойню. Участником тех событий был амурчанин, коммунист депутат Верховного Совета Юрий Чапковский. Его блокада в Доме Советов длилась с 20 сентября по 4 октября. Юрий Константинович был занесён в «чёрный список», в 1994 году репрессирован.
Позже он опубликовал воспоминания о «чёрном октябре». Сегодня мы публикуем отрывок из книги Юрия Чапковского.
***
… Орудийный обстрел продолжался около семи часов последний выстрел прогремел, когда «Альфа» начала вывод людей из здания, танкисты поставили последнюю точку в 16 часов.
А пока в зале при свечах находилось более 200 человек (не считая охраны) депутатов и технического персонала Верховного Совета. Несколько попыток вывести из здания женщин и детей (да, там были и дети!) окончились неудачей ‒ как только они появлялись в дверях, резко усиливалась стрельба. Вместе с нами были и вчерашние пленники из мэрии, молодые ребята, равнодушно взиравшие на «войну».
Помню, как при первой попытке погиб журналист, организовавший вывод женщин и детей по собственной инициативе. Он получил пулю в спину, когда возвращался в здание после переговоров с осаждающими.
После полудня, 4 октября, стрельба началась в нижних этажах, правда пока с восточной стороны, это спецназ. Мы понимали, что чуда не будет, но эту команду я запомнил на всю жизнь, она меня сопровождала на пути из горевшего дома Верховного Совета, в автобусе с омоновцами, в 108-м Пушкинском отделении московской милиции. Через несколько минут спецназ удалился зажгли свечи. «Альфа» сдержала слово ‒ началась эвакуация…
… После того как увезли Хазбулатова, Руцкого и их окружение, надежды на автобусы и метро тают. «Альфа», о которой мы много наслышаны, теперь рядом с нами: снаряжение, жилеты, автоматы, маски. Разогнали вежливо толпу, даже разговаривают с нами. После трехчасовой выстойки сообщают, что автобусы перехвачены ОМОНом, если хотите, идите пешком. Ждать нечего, над головами свищут пули, стреляют почему-то трассирующими. Решено идти. Быстро идём по набережной, по направлению к Трёхгорке. Заходим в ближайший двор, он быстро наполняется, внезапно откуда-то из подъезда выскакивают автоматчики и открывают огонь. Крики людей, выстрелы, все бегут, пытаясь найти укрытие, но тщетно ‒ это западня: власть «Альфы» кончилась, теперь нас «оберегают» ОМОН и военные. Вы когда-нибудь видели, хотя бы в кино, табун лошадей, который пытаются на ходу остановить? Здесь было похожее ощущение, только наши табунщики стегали автоматными очередями. Это продолжалось минут двадцать, уже стемнело, стрельба стихла: видимо наигрались, натешились или патроны кончились, но не наши беды. Зашли в подъезд, постояли минут пять, некоторые пытались зайти в квартиры, но повезло мало ‒ опасно пускать. Вышли во двор, там бегут люди, наши депутаты. Рядом у забора кричат: «Давай сюда, есть проход». Устремились на крик, перелезаем через кирпичную стену ‒ за ней солдатики, помогают перелезть и … со смехом предлагают свернуть налево за забор ‒ там вас ждут! Действительно, ждут, сытые, здоровые парни с автоматами и матом: лицом к стене, руки на затылок! Обыск. Удар прикладом: «Шевелись, суки, здесь не парламент, в колонну по четыре становись!». Пока стоял и меня обыскивали, рядом раздалась автоматная очередь ‒ пристрелили молодого парня в камуфляжных брюках. «Наверняка стрелял в наших!» ‒ кто-то оправдывается после стрельбы. Мелочь! Нас энергично подравнивают прикладами и гонят бегом к воинским машинам и солдатам. Когда подравнивали, мне сломали два ребра. Говорят, это таманцы. Бежим сквозь их строй, они умело лупят прикладами, им даже весело наблюдать как бежит, прихрамывая депутат Владимир Агеевич Тихонов, ему за пятьдесят, нога у него не сгибается. «Не гнётся ‒ согнём!» ‒ шутят мальчики. Автобус. Двадцать человек разместились на двух задних сиденьях, уплотняли прикладами ‒ это уже ОМОН! Шутят, «помогают» при посадке. Молодому парню двинули прикладом по голове ‒ я видел, как приклад высек красную искру при ударе по черепу. Парнишка упал. Мы уехали, вернее, нас повезли, сказали на Петровку. Там не приняли ‒ полно. Советовали увезти на пустырь и кончить… Опять шутят!
***
Москва октябрьски дождлива.
Все в ожидании. Тоскливо.
Взрывы эмоций и страстей
на фоне драки двух властей.
Грозил не зря нам Президент
и ждал, когда придет момент
примерить лавры Пиночета,
умножить опыт Фухимори,
а все продажные клевреты
осанну пели «царю Боре»!
Старо, как мир и все так ново:
оркестр танковый Грачева,
пожар в блокадном Доме Белом
и мир, потворствующий в целом.
Шинельно-серая милиция,
злом перекошенные лица,
шиты ОМОНа, крики, маты,
дубинки, кровь и автоматы,
и серый день с зарей кровавой,
Борис, по-прежнему неправый.
На баррикадах камни, флаги
и люди, что костьми полягут
в залитой кровью мостовой —
кто мертвый, кто еще живой.
Газеты спорят: сколько трупов
и кто, какой понес урон?
Все просто, ельцинично глупо —
пал обезглавленный Закон!
Я видел, как стреляют танки,
людей обугленных останки,
стекло, бетон, осколки, дым;
мальчишку, что вдруг стал седым.
Я помню все! Что помнишь ты?
Свои иллюзии — мечты,
Надежду, Веру и Любовь,
да на асфальте чью — то кровь?
С экранов – ложь. С полос газеты
вновь испражняются клевреты.
Россия брошена на — кон,
на мостовой в крови Закон.
Пока безмолвствует народ –
ему свинцом заткнули рот!
Ю.К. Чапковский, /октябрь 1993 г./
